Глава 15

Сначала Ривер услышал крики. И лишь потом, когда подошел ближе к запертым дверям заброшенной атомной электростанции, до его ушей донеслись стоны.
За теми дверями находилась Гетель и пытала неизвестное количество демонов по неизвестным причинам. Прямо сейчас Риверу было глубоко плевать на то, что она делает и почему. Три измерения – Небеса, мир людей и Шеул вели между собой войну, а Ривер никогда не чурался делать всё необходимое, чтобы победить.
Он распахнул металлическую дверь, и Гетель, стоящая посредине комнаты размером со спортзал, повернулась к нему. Ее белая туника была запятнана кровью, а рука сжимала треклан, светящийся шип, который был эффективен только против других ангелов, включая всё разнообразие падших.
А значит, обнаженная женщина на столе, чье лицо и тело частично скрывала Гетель, была каким-то ангелом.
– Ривер, – крылья Гетель, раскрылись, подчёркивая её превосходство, перед тем как она опять сложила их за спину. У ангелов своя иерархия, и вышестоящие любили демонстрировать свой статус, где только могли. Те, кто занимали высокое положение, редко прятали свои крылья, словно напоминая всем, что они у них есть.
Как правило, Ривер свои скрывал, но сейчас распахнул их, выказывая неповиновение и позволяя белым, с сапфировыми концами, перьям разрезать воздух.
Губы Гетель изогнулись в подобии улыбки – она явно забавлялась.
– Мне интересно, был ли ты таким же бунтарём до того, как пал?
Он сложил свои крылья назад. 
– Я позволю себе высказать дерзкое предположение и сказать «да». – И это действительно было предположение, учитывая тот факт, что он не помнил ничего до события, повлекшего за собой его падение тридцать лет назад, и самое странное было то, что никто его не помнил.
Когда дело доходило до политических маневров его братьев-ангелов, отсутствие у него прошлого, ставило Ривера в явно невыгодное положение, но в конечном счете это не имело никакого значения. Ривер заслужил место в Верховном совете Ордена, и сделал это не прибегая к играм.
– Я здесь не затем чтобы болтать. Я хочу знать, есть ли у тебя какая-либо информация о Вормвуде.
Она изогнула бровь.
– Звезде?
– Кинжал. Он нужен Мору.
Гетель махнула рукой.
– Глупая реликвия, которую приписывают ангелам и демонам, святым и грешникам. Это просто кинжал. Если Мор его хочет, значит думает, что в нем есть сила. Это не так.
Проклятие.
– Ты уверена?
Взгляд Гетель был полон высокомерия и словно говорил: "Ну конечно я уверенна, ты, червь".
– Как Реган? – Гетель провела длинным пальцем по гладкой поверхности пики, которую она держала в руках. – А ребёнок?
Поскольку Гетель раньше занимала пост Наблюдателя Всадников, то она следила за тем, как у них идут дела, а как вовлечённый в изменение судьбы мира ангел, также за пророчеством и менее важными вещами – например, за ребёнком, который мог положить конец существованию человечества. Иногда Ривер думал, что она уж слишком вовлечена, но, наверное, он бы тоже не смог держатся вдали от людей, которых знал тысячи лет.
– С ними всё в порядке. И поскольку местоположение штаб-квартир Эгиды раскрыто, то они останутся с Танатосом, пока ребёнок не появится на свет.
Гетель постукала пикой по подбородку, выражая глубокую задумчивость.
– Тебе не показалось странным, что Мор отследил перемещение Танатоса в нужное время, чтобы найти штаб-квартиры?
Вообще-то, да. Всадник мог открыть портал и последовать к последнему месту пребывания брата, но, судя по всему, Танатос не был в штаб-квартирах очень долго. У Мора появилось бы лишь пятиминутное окошко, чтобы проследить за Таном.
– Почему ты спрашиваешь?
Гетель пристально на него посмотрела, её голос стал тише, словно она хотела доверить ему секрет.
– Думаю, это Харвестер подсказала Мору проследить за Танатосом в штаб-квартиры Эгиды.
Она вернулась к своему отвратительному занятию, и Ривер остановился, шокированный видом Харвестер, привязанной ремнями к столу и распятой пятью пиками.
– Но похоже, она не собирается признаваться. И не говорит, кто приказал ей держать тебя в плену девять месяцев назад.
Гетель всадила шестую пику в районе таза Харвестер, и крик, вырвавшийся из горла Падшей, заставил всё здание задрожать.
Как бы сильно Ривер не хотел отомстить, но только не таким способом.
– Почему ты это делаешь? Ты ведь больше не Наблюдатель Всадников.
Чёрные штормовые тучи нависли над лицом Гетель, испарившись так же быстро, как и появились.
– Это выходит за рамки дел Наблюдателей. Её предательство способно ускорить приближение Апокалипсиса.
Чушь собачья. Каким-то образом это стало личной разборкой. 
– И? Есть ещё что-то, что ты мне не договариваешь.
– Я не должна тебе ничего объяснять, – Гетель создала из воздуха ещё одну пику. – У нас с Харвестер... своя история. Но, поверь мне, она знает, из-за чего я это делаю.
Ривер задумался, какие неприятности навлечёт на себя, если разок хорошенько двинет Гетель.?
– У тебя есть разрешение на её убийство?
Как Наблюдатель Всадников со стороны зла, Харвестер занимала неприкосновенную должность, и её могли казнить только по приказу и обоюдному согласию ангелов с Небес и Падших из Шеула.
– К сожалению, нет, – ответила Гетель. – Я должна отпустить ее, когда закончу.
– Освободи ее сейчас же.
– Я так не думаю.
– Ты сама сказала, что ничего от неё не узнала. Освободи её.
Гетель набросилась на него со словами:
– Она пытала тебя. Держала в плену, чтобы Мор мог манипулировать эгидовцами без вмешательства. Из-за того, что Харвестер исключила тебя из игры, Реган – беременна, а Апокалипсис, возможно, наступит в ближайшие дни. И всё же ты хочешь, чтобы я освободила это... существо?
– Отпусти её, потому что, я хочу быть единственным, кто заставит ее страдать. Ее мучения и смерть, если прикажут, будут от моих рук. Не чьих-либо еще.
Долгое время, Гетель смотрела на него, прожигая взглядом, словно пытались докопаться до истины. Которая заключалась в том, что да, он хотел отомстить Харвестер, но они будут сражаться на равных. Она ужасно поступила с ним, но также была странно... нежной порой, как будто сожалела о своих действиях. Он не мог бы позволить себе в ее адрес такую же нежность, но и не мог бы мучить ее, пока она беспомощна.
Наконец, Гетель сунула пику в его руку и в гневе исчезла. Глаза Харвестер были слишком опухшими, приоткрываясь только в маленькие щелочки, она вздрогнула так сильно, что стол закачался.
Черт возьми
Разрываясь между желанием оставить ее гнить и желанием облегчить ей страдания, он начал вытаскивать пять треклан-пик, оставив последнюю удерживать ее на месте, пока он расстегивал ремни, которыми были пристегнуты ее руки и ноги к столу. После того, как те были удалены, он дернул последнюю пику из ее плеча.
Прежде чем он успел остановить ее, Харвестер скатилась со стола и кучей упала на пол. Когда он обходил вокруг стола, она отползла к пыльному столу в углу комнаты. Когда он потянулся к ней, она забилась под стол и свернулась калачиком.
– Падшая. 
Ривер воспользовался оскорбительным прозвищем для падших ангелов как командой, понадеявшись, что если выведет ее из себя, то вызовет ее нормальную злобную сущность.
Вместо того, она вскрикнула при звуке его голоса, и задрожала всем телом. Гетель хорошенько над ней поработала.
Присев на корточки, он потянулся к ней.
– Харвестер? – На этот раз, его голос был мягче, но она все равно вздрогнула, и он отдернул руку. – Я не собираюсь причинять тебе боль.
Харвестер зашипела.
– Почему нет?
– Потому что выглядит так, будто Гетель уже достаточно потрудилась.
– Она не... права.
– Если она права, то тебя уничтожат за помощь Мору.
– Нет, я имела в виду... – Дрожь сотрясла ее тело, а взгляд стал загнанным. – Не обращай внимания. – Ее голос был хриплым, истерзанный криком. – Должно быть, тебе это нравиться.
Странно, но нет, ему это не нравилось. Хотя Ривер и хотел другого, и возможно, если бы она спрыгнула со стола и напала на него, так бы и было. Но ему не нравилось, когда кто-то, столь могущественный как Харвестер превращался в беспомощную лужу.
– Выходи. Я не причиню тебе вреда.
– Словно у тебя получится, – парировала она, но дрожь прокатившаяся по ее коже свела на нет всю браваду.
– Такая дерзкая, – пробормотал Ривер.
Спутанная прядь упала ей на лицо, и, без задней мысли, Ривер потянулся, чтобы убрать локон. Когда пальцы ангела коснулись девушки, она ещё сильнее сжалась, поднимая руки и прикрывая ими голову, но он успел заметить, как одинокая слеза собралась в уголке её глаза.
Эта единственная слезинка абсолютно выбила Ривера из колеи. Харвестер могла притворятся, имитируя боль и страх, стараясь выставить свои чувства напоказ, чтобы ангел её пожалел, но он сомневался в этом.
– О чём говорила Гетель, когда упомянула, что ты знаешь, из-за чего всё это?
Харвестер вздрогнула – ее мышцы едва заметно напряглись, но Ривер не упустил этого.
– Ни о чем, – прохрипела она. – Оставь меня. Если не собираешься убивать – убирайся.
Она не хотела, чтобы он видел её в таком состоянии – ранимой, слабой, перепуганной. Ривер не мог винить девушку.
– Я уйду, – сказал он, поднимаясь. – Но, Харвестер, не играй с огнём. Ещё раз попытаешься меня обмануть, и я не стану останавливать Гетель. И если узнаю, что ты хоть как-то причастна к плану по разрушению Печати Танатоса, или помогла Мору попасть в штаб-квартиры Эгиды, то уже я буду держать над тобой треклановые пики.

***

Ребёнок начал пинаться, чем разбудил Реган. Без сомнения, его раздражал ее урчащий желудок. Она была просто счастлива, почувствовать, как пинается маленький жеребенок. Прошлая ночь была просто ужасной, и корчась на полу, все о чем она могла думать был ребенок. Больно ли ему? Боялся ли он?
И когда она сказала Танатосу убить ее, чтобы спасти ребенка, единственной печалью было то, что она никогда не сможет подержать на руках своего сына.
Ее сын. Боже, она не могла позволить себе думать так. Если она это допустит, то будет не в силах сделать самое лучшее и отдать его тому, кто сможет обеспечить его безопасность.
Ребенок перевернулся, и тепло поселилось в ее сердце. Чувствовала ли ее мать как Реган шевелится и улыбалась ли она при этом, подумала Реган, поймав себя за этим делом? Или ее мать боялась ребенка, которого зачла со стражем, одержимым демоном? Было ли это легко для нее, отказаться от Реган? Потому что в первый раз, Реган воображала, как передает ребенка... и уже глаза жгло от слёз. Могла ли она на самом деле это сделать? Хотя, если Танатосу удастся уничтожить Мора, то Реган не придется отказываться от ребенка. Верно? Может быть, она и Танатос могли... могли что? Разделить опеку? Вряд ли. Он не из тех, кто делится.
Гул начался в ее мозгу, когда включилось обсессивно-компульсивное расстройство. Все было из рук вон плохо прямо сейчас, и она понятия не имела, как удержать даже небольшой контроль.
Дыши. Считай. Дыши.
Ребенок пнул ногой в ребра в тот момент, когда желудок заурчал, нарушая концентрацию Реган. Обхватив живот в попытке успокоить и ребенка, и взбунтовавшийся кишечник, она открыла глаза. Даже при том, что Реган знала, где находится, ее сердце пропустило удар. Она никогда снова не проснется в комнате, которая была у нее в штаб-квартире Эгиды. С другой стороны, возможно, это к лучшему. Когда Эгида переедет на новое место, может быть, на этот раз у нее будет собственная квартира.
Конечно, если Танатосу удастся довести задуманное до конца, то переезд не светит ей в ближайшие восемь месяцев.
Однако, где же он? Другая сторона кровати была нетронутой.
"Наверное это не удивительно, что тебе удалось распознать предательство раньше меня".
Ну, это объясняло почему его не было в кровати. Она и вправду подумала, что когда он держал ее так нежно и не запрыгал от счастья, получив предложение убить ее ради ребенка, его ненависть стала проходить. Когда приступы боли были наиболее сильными, ей было уютно от ощущения, что его сердце смягчилось.
Очевидно, она была дурой.
Вздохнув, Реган села и испуганно втянула воздух, когда увидела Танатоса сидящим в кресле в углу комнаты. Его длинные ноги были вытянуты перед ним, руки – сложены на обнаженной груди, а в них зажата книга. Глаза оставались закрытыми, но на предплечье Стикс мотал головой. Возможно, жеребцу, так же, как и ребенку, не терпелось, чтобы его покормили.
Стоп... а Стикс вообще ест? Реган, настолько изящно, насколько ещё была способна, поднялась на опухшие ноги, которые больше не помещались в ботинки.
Она подошла к Танатосу, легко касаясь ступнями ледяного, словно каток, пола. Но после мучительной горячки, вызванной ядом, она была рада холоду.
– Танатос.
Реган встала на колени рядом с креслом, но мужчина не шелохнулся. Стикс взбрыкнул... может, он ее слышал? Она очень нежно провела кончиком пальца по холке жеребца. Конь перестал мотать головой, но когда девушка провела по линии его спины, тот топнул ногой. Значило ли это, что он злится? Стикса так же трудно понять, как и его хозяина.
Она перестала поглаживать коня и позволила пальцам скользнуть вверх по руке Танатоса. Его тело было покрыто татуировками, к большинству которых он не позволял ей прикасаться. Наверное, это хорошо, поскольку Реган чувствовала эмоции в чернилах... а наколки Танатоса представляли собой эмоции, перенесённые на кожу.
Возможно... возможно так у Реган получится начать исправлять то, что между ними, и показать Танатосу, что даже если она ему безразлична, то он ей – нет, был не безразличен ещё до той злополучной ночи. Если она узнает о нём больше, узнает, чего он хочет, и в чём нуждается. 
Она очень осторожно провела кончиком пальца по контуру черепа, охваченного языками пламени, нарисованного над правой грудью. Мгновенно ладонь опалило жаром, Реган открыла себя своему дару, и картинки заполнили её голову. Она почувствовала боль Танатоса, когда огненные стрелы вонзались в его тело, пробивая доспехи. Демоны наступали на открытой, травянистой равнине, пропитанной кровью, с останками человеческих и демонских тел, разбросанных повсюду. Мысли Танатоса пронеслись сквозь неё... его невероятная агония, ярость, с которой он размахивал мечом, сожаление, что освободил все души из доспехов и остался уязвимым к огненным стрелам.
Она отдёрнула руку – её кожа пылала, словно сочувствуя тому, через что пришлось пройти Тану. Реган всегда предполагала, что Всадник неуязвим и не восприимчив к физической боли, но он чувствовал, как плоть выгорает до костей, и его страдания были настоящими.
– О, Танатос, – прошептала она. – Мне так жаль.
Дрожащей рукой Реган перешла к татуировкам на другой груди и, едва касаясь пальцами, очертила уникальный рисунок адской гончей. Реган словно попала в кино – жуткое рычание раздавалось в ушах, а острые, словно бритва, зубы щёлкали перед лицом. Танатос находился в тёмной пещере, окруженный стаей адских псов. Его души уже убили одну дюжину, ещё одна, растерзанная на куски, валялась на земле – они стали жертвами огромного меча Тана. За Всадником возвышалась гора из костей и тел, представляя собой безобразное место кормления, и желудок Реган скрутило.
Она содрогнулась и приготовилась к худшему, собираясь прикоснутся к новой картинке на груди Танатоса – кончику кельтского меча, с которого свисали сосульки. Легкая дрожь прокатилась по её коже и ледяной холод просочился в самые кости. Перед ней открылась безлюдная, зимняя равнина, и ярость... столько ярости пронеслось по её венам. Вдали странный лес вырос изо льда. Что же это за деревья такие? Она прищурилась, и когда правда, наконец, ей открылась, желчь подкатила к горлу. Это были не деревья, а огромные деревянные колья, и на стволе каждого из них висело тело. Боже милосердный, сотни – нет, тысячи мужчин, женщин и детей посажены на кол.
А между кольями еще больше мертвых... солдат, зарубленных насмерть и лежащих в лужах крови.
– Ты зашел слишком далеко, Танатос. Слишком далеко. – Рядом стояла Гетель, переводя грустный взгляд с Танатоса на лес мертвых.
Но Тан обезумев, с ревом метнулся в сторону ангела. Его окровавленный меч сверкал в лучах солнечного света, проникающего сквозь облака. Гетель исчезла в мерцании золотого света, но другой голос донесся из-за его спины, и он обернулся, погружая свой клинок в живот женщины, которой, Реган могла поклясться, раньше не было.
Женщина… демон, ахнула, ее синие губы и заиндевевшая кожа еще сильнее побледнели. Реган не знала какого вида, но то что она, несомненно, демон, была уверенна.
Серебряная слеза скатилась из одного ее серо-голубого глаза, когда она в шоке посмотрела на Танатоса. 
– Тан ...
Танатос испустил еще один гневный рык, и одним плавным, мощным движением выдернул меч из ее тела и замахнувшись ударил, отделяя голову от тела.
Танатос стоял молча и глядел как рассыпалось тело мертвой демоницы. Так происходило с большинством демонов, когда те умирали в человеческом мире.
А потом, когда убийственный гнев Танатоса растаял, нагрянуло осознание того, что он наделал. Ужас заменил гнев. Печаль и боль сжали сердце Реган, так как его эмоции стали ее. Демон был его другом. В смертоносном помутнении рассудка, Тан убил своего друга.
Слезы застилали глаза Реган. Она отстранилась от Тана, не в состоянии больше терпеть. Холод окружил ее, как ледяное одеяло, и она направилась к камину, в котором поддерживали огонь в течение всей ночи, слуги Тана.
– Ты увидела все, что хотела? – его низкий голос донесся до нее, и она закрыла глаза. Реган следовало догадаться, что он не спал. – Тебе понравилось вторгаться в меня снова?
Она резко развернулась.
– Что? Я не...
– Ты заглянула в моё прошлое без разрешения. Взяла кое-что без проса. Это вошло в привычку, да?
О Боже, Реган не думала об этом в таком плане. Если бы кто-то ворвался к ней в голову и сделал то же самое, то она бы просто взбесилась.
– Почему ты меня не остановил?
– Кажется, разговоры на тебя не действуют.
– Мне жаль, – сказала она, хотя и понимала, что он считает её слова пустыми. – Просто я...
– Ты не думаешь обо мне, как о личности.
– Нет... – она прервалась, потому что да, так всё и было. Только, не то чтобы Реган не считала его живым, дышащим человеком с чувствами... скорее думала о нём, как о слишком могущественном и древнем, чтобы беспокоится по пустякам. Не желая ещё глубже рыть себе яму, Реган повернулась спиной к огню. – Кем она тебе приходилась?
– Роулари была моей подругой на протяжении тысячи лет. Я всегда предупреждал её, чтобы держалась от меня подальше, когда на меня влияла смерть, но она считала, что я ей не наврежу.
– Те люди... ты... – она не смогла продолжить.
– А ты как думаешь?
Реган сосредоточилась на лице Танатоса, ища намёки в суровых чертах его подбородка, жестких линиях губ, скрытой тьме его глаз, но не было ничего, чтобы дало ей ответы.
– Откровенно говоря, я не знаю что думать.
Одновременно у нее заурчало в животе и ребенок пнул ножкой, напоминая, что она должна покормить их обоих, несмотря на то, что уже не хотела есть. Зная через что пришлось пройти Танатосу... и кое что благодаря ей, делало все еду немного безвкусной.
Он ничего не сказал и ее разум вернулся к ужасам, свидетельницей которых она стала через его татуировку. 
– Как ты со всем этим живешь? Со всем, что ты видел? Как ты смог остаться в здравом рассудке?
– Я много читаю. – Он поднял книгу, лежавшую у него на груди. – Это занимает мой разум. А когда я не читаю, то занимаюсь поиском более старинных книг.
– Таких как?
Его длинные, красивые пальцы прошлись по книжному переплету и может это прозвучит жалко, но она ревновала его к книге. 
– Я рыскал по Земле и Шеулу в поисках всего, что касается Лилит и Энриета. – Он аккуратно положил книгу на столик рядом с креслом. – Это вторая из трех летописей суккубов, в которой говорится, что у Лилит существовала сестра. У меня нет третьей книги. Я охотился за ней на протяжении веков. Понимаешь? Постоянно занимаю себя. Как и ты, я всегда работаю.
Странно, что они оба заполняли свое время, гоняясь за демонами. Сейчас она была не совсем в той форме, чтобы охотиться, но возможно могла что-то сделать для него. Ей нужно было позвонить Кинану.
– Так значит чтение и охота за книгами держит тебя в здравом рассудке? После всего что ты видел?
Его руки опустились на ее плечи, поразив ее. Как он мог двигаться так быстро и бесшумно? Она примерзла к полу, и от страха все мышцы сотрясала дрожь. Она не думала, что он причинит ей боль, не физическую, но его слова могли быть острее, чем любой клинок.
– Нет. Именно поэтому у меня есть татуировки. Когда тату наносятся на мою кожу, вместе с ними запечатлеваются и самые сильные эмоции.
– Так значит эмоции стираются?
– Не стираются. Ослабевают. Но я все равно все помню.
Давай поговорим о твоих альтернативных методах терапии.
 – Это обман, ты ведь понимаешь.
– Что ты имеешь в виду?
– Всем нам приходится жить с тем, что мы делали и тем, что видели. Из этого мы учимся. Как можно учится, если твои чувства стерты?
– Я учусь. Поверь мне, учусь. – Он опустил руки. – Или ты думаешь, что я живу у черта на куличках, потому что люблю снег?
– Ну, тогда, наверное, тебе стоило отыскать свою татуировщицу и избавиться от того, что мы сделали в ночь свадьбы Лимос.
– Поверь, это следующее в списке. – Повернувшись, Тан направился к двери, но Реган схватила его за руку.
– Серьезно? – Она чувствовала себя так словно получила удар, который заставил ее онеметь.
– Думал ты будешь счастлива, если всё о наших отношениях будет приглушено.
Если бы Реган была умней, то да, была бы счастлива. Но она никогда не выбирала легкий путь. 
– Мы должны разобраться во всем, Всадник. И сделать это естественным путем, а не через какой-то искусственный обман.
– И зачем нам это делать?
– Потому что, нравиться тебе или нет, этот ребенок навеки нас связал.
– Ребенок, которого ты собралась отдать. Младенец, которого ты не хочешь.
– Черт тебя подери, Танатос, – отрезала она. – Ты то сам хочешь это дитя? Если бы мы пришли к тебе и попросили сделать мне ребенка, что бы ты ответил?
Тан повернулся к ней.
– Я бы согласился, – рявкнул он. – Секс был вне вопроса, учитывая, во что я верил на счет своей Печати, но сейчас проклятый двадцать первый век. Врачи могли бы это сделать.
– Мы не могли так рисковать. Формулировка в документе была довольно конкретной на счет физического соединения и того факта, что все должно оставаться в тайне. – Теперь они знали, что детали в свитке были подделаны, чтобы обмануть Эгиду и заставить их лишить девственность Тана, но в то время, коллеги Реган отчаянно желали последовать каждой букве. – А если бы ты отказался? Очевидно, что Лимос не могла этого сделать, и мы были чертовски уверены, что Арес не станет изменять Каре, занимаясь со мной сексом.
Танатос зарычал. 
– Этого бы не произошло.
– Разве не это я только что сказала?
Его голос стал резким.
– Ты все равно должна была прийти ко мне.
Господи, он такой упертый. 
– Мы сделали то, что считали нужным. На кону была судьба всего гребаного мира.
Он нахмурился.
– Значит цель оправдывает средства. Нужды многих перевешивают потребности нескольких, как сказал бы Спок .
– В этом случае да. – Реган обняла себя руками, чувствуя холод несмотря на тепло от огня. – Но не думай, что я ни о чем не жалею. Некоторые из нас не могут очистить эмоции с помощью татуировки. Нам надо поговорить.
Тан еще больше нахмурился.
– Нет, это тебе надо поговорить. И ты завидуешь, что не можешь избавиться от чувства вины просто наведавшись к мастеру тату. Не мое дело утешать тебя, чтобы ты почувствовала себя лучше из-за того, что сделала, Реган. – Его слова обрушились на нее словно удары, но Реган не сдвинулась с места.
– Ты всегда выбираешь легкий путь?
В порыве Тан прижал ее к стене, они стояли лицом к лицу, в его глазах горело горе.
 – Ты думаешь, что моя жизнь проста? Ты когда-нибудь видела, как все в деревне, в которой ты выросла, умирают от рук демонов? Ты убивала мужчину, которого называла отцом, потому что была вне себя от смертей и разрушений, вызванных вышеупомянутыми демонами? Ты убивала своего лучшего друга? Убивала тысячи людей? Видела ли ты столько кровавых побоищ, что все они сливаются перед глазами в одну? Нет? Поэтому, пока ты это не прочувствуешь, не смей мне говорить о простой жизни.
Она не знала, зачем сделала то, что последовало дальше. Возможно потому, что слишком хорошо помнила его боль. А возможно потому, что его крепкое тело дарило приятные ощущения, прижимаясь к ней. Или потому, что его губы находились так близко. Чтобы её не спровоцировало, это заставило Реган сделать то, что шокировало их обоих.
Она поцеловала Тана.

Переводчики navaprecious, silvermoon, Еж, Miracle girl, inventia
Редактор: natali1875