Глава 3 - Кейти Максвелл - У тебя клыки? - Каталог статей

Главная » Статьи » Законченные переводы » Кейти Максвелл - У тебя клыки?

Глава 3

Глава 3

Я знаю, что вы подумали. Вы подумали: Эй, я и не знала, что можно поставить вампира на колени, пнув его в причиндалы.

Ладно, можно. Я имею в виду, они, может быть, и ходячая нежить и все такое, но всего лишь парни, верно?

У них то же самое наружное оснащение, как у парней не вампов, и я выбрала способ, от которого Бенедикт корчился передо мной на земле, получив удар, причинивший ему такую же боль, как и обычному парню.

В чем скорее всего причина, почему я колебалась несколько секунд вместо того чтобы сбежать, наблюдая, как он катается по земле явно от боли сжимая свой пах, но не издавая ни одного единого слова. Он был совершенно безмолвен.

Еще один парень, не Бенедикт, которого я однажды ударила коленом (это было мое первое и единственное свидание) орал благим матом, когда я его пнула. Вина нахлынула на меня, пока я наблюдала за ним, вина и ужасное желание расхохотаться.

Не над Бенедиктом, над собой, над своей жизнью. Все, что я когда-либо хотела – приспособиться, быть как все остальные, не быть странной, той, кто отличается от всех прочих детей, и что произошло? Я встретила вампа, сказавшего мне, что я единственная, кто сможет искупить его душу. О да, готова держать пари, это случается с каждой девчонкой, которая едет в Европу.

– Я просто хочу нормальную жизнь, – заорала я на Бенедикта. – Это что, так плохо? Я не Баффи Истребительница Вампиров!

От него прозвучало легкое ворчание, когда он встал на колени.

– Здорово. А я не стану играть роль Энджела, если ты собираешься слишком часто нападать на меня.

Я стояла перед палаткой, часть меня рвалась сбежать от него, другая часть хотела извиниться. Все что он делал, был добрым со мной, а я отплатила на эту доброту, пнув его туда, куда полагается.

О, молодец, Фран.

– Ты смотрел Баффи! – сказал мой бестолковый рот. Было похоже, словно я рехнулась или что-то вроде того. Я должна была либо сбежать, либо извиниться, а не стоять тут, разговаривая о кино с, истинная Богиня, Моравским Темным. – Какой сезон твой любимый?

– Третий. – Он поднялся на ноги, тяжело дыша, и стоял, скрючившись, упершись руками в колени.

– О. А мне нравится четвертый. Спайк обалденный. – Он ничего не сказал, только медленно выпрямлялся пока не встал более или менее нормально. – Гм. Ты в порядке?

Он кивнул, его рука дернулась так, словно он хотел потереть себе пах, но не стал этого делать у меня на глазах. Я ощутила себя еще более виноватой.

– Извини.

Я уставилась на него, моргая как идиотка.

– Что?

– Я сказал, «извини».

Я заморгала еще сильнее, пока не поняла что делаю.

– Ты извиняешься передо мной? За что?

– Что пугаю тебя. Я не должен был вываливать на тебя все так быстро.

– Ох. – Моя внутренняя Фран-доставала, которая всегда пытается заставить меня поступать правильно, сильно пнула меня.

– Гм. Мне тоже жаль. Я не должна была ранить тебя. Ладно, я сделала это, потому что ты повел себя слишком властно, но сейчас я сожалею, что ты это сделал. Я имею в виду, сожалею, что я сделала. Мы оба сделали. – Великолепно, теперь я похожа на умалишенную. Если у него раньше были какие-то сомнения, что я была королевой среди всех фриков, теперь их не стало. Я – умалишенный фрик.

– Ты не фрик, – устало сказал он, словно говорил это уже не раз.

– Прекрати это! Никто не смеет лезть в мой мозг без приглашения.

– Извини, – снова сказал он, и потер шею.

Прежде чем я поняла, что делаю, я вышла вперед и коснулась красного следа на его шее, там, где я ударила его. Он все так же стоял, с руками по швам, когда я осторожно обводила его кадык, его кожа была теплой.

– Я считала, что вампы вроде как мертвы. Как ты можешь быть теплым?

Он положил мою руку на свою грудь, на свое сердце. Я смогла ощутить, как оно билось там, точно так же как сердце любого другого.

– Я похож на мертвого?

– Нет. – Я позволила пальцам блуждать по серебряному кельтскому кресту, висевшему на его шее. – Ты можешь носить крест?

– Могу.

– Ты не мертв и ты можешь носить крест. – Я наградила его своим лучшим прищуром глаз. – Ты уверен, что ты Темный?

Абсолютно уверен. Он засмеялся в моем мозгу.

– Эй!

Он поднял руку и усмехнулся.

– Извини. Этого не повторится. Пока ты не пригласишь меня.

– Лучше не надо. – Я отступила и прикусила губу, пока разглядывала его. – Почему ты не пришел в бешенство, когда я ударила тебя?

– Я напугал тебя. Я не виню тебя за это.

– Почему нет?

Его глаза посветлели, пока мы говорили, и вдруг они снова превратились в черные. Он ничего не сказал.

– Любой другой разозлился бы на меня, но не ты. Почему? Потому что ты думаешь – я твое спасение?

Он просто стоял там, одна рука была в кармане его джинсов, другая висела открытая и расслабленная, его глаза мерцали, как те блестящие черные камни, иногда используемые мамой – их называют гематитами.

– Мне шестнадцать, Бен.

Его брови поползли вверх.

– Бен?

– Бенедикт как-то труднопроизносимо.

Он улыбнулся.

– Я знаю, сколько тебе лет.

– Я не хочу даже приятеля, что уж говорить о нашей с тобой женитьбе или что там делают Моравцы для возвращения своей души. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я просто хочу провести это лето так, чтобы суметь дожить до возвращения к впавшему в грех отцу, пойти в школу и не путешествовать по всей Европе с обучающей меня матерью, как она грозиться сделать. Кроме того ты… ты…

Я остановилась. Я бы скорее умерла, чем сказала бы ему, что он был так великолепен, что скорее всего привлекал внимание у двух из четырех девчонок, в то время как я была… я. О'кей, людей вообще-то не тошнило, когда они глядели на меня, но я не была потрясной.

– Я что?

Я пожала плечами.

– Вамп.

Он заправил мои волосы за ухо с одной стороны. Это был странно интимный жест, заставивший меня ощущать то жар, то холод, и снова жар.

– Я ничего не хочу от тебя, Фран. Единственная причина, почему я сказал, что ты моя Возлюбленная в том, чтобы ты поняла, что можешь доверять мне. Темный никогда не сможет причинить вред своей Возлюбленной.

– О, действительно? Так если бы у меня был кол, и я начала забивать его тебе в грудь, что бы ты сделал?

Он скривил губы, обдумывая это. Он выглядел таким забавным, что я не смогла удержаться от улыбки.

– Зависит от того, куда бы ты загоняла его.

– Прямо в твое сердце.

– Тогда бы я умер.

Моя улыбка увяла.

– В самом деле? Так колья срабатывают?

– Да, срабатывают. Так же как и отсечение головы.

– И ты позволил бы мне убить себя? Ты просто стоял бы тут и позволил мне убить себя?

Он кивнул.

– Если в твоем сердце есть желание увидеть меня мертвым, то да, я стоял бы здесь, позволяя тебе убить себя.

Ничего себе. Разговор, сносящий крышу. Я решила, что не готова думать об этом и задвинула это в сторону.

– А что с солнечным светом?

Он скорчил гримасу.

– Это не убьет меня, за исключением нескольких часов на нем, но я всеми силами избегаю этого. Он обеспечивает мне адский загар.

– Ха. – Я оглядела его. Он раньше снял кожаную куртку и теперь был одет в безрукавную черную футболку. Его руки были загорелыми. Как и его лицо. У него на плече была татуировка из причудливо написанных слов свитых в круг. – Так что, у них есть Моравские солярии, чтобы не позволить тебе выглядеть белым, как рыбье брюхо?

Он расхохотался. Мне понравилось; это был хороший смех. Заразительный.

– Что-то вроде того. – Он взглянул через мое плечо, затем наклонился, чтобы поднять оброненные мной перчатки, вручил их мне, а потом добавил: – Может быть, мы сможем поговорить об этом в другое время.

– Конечно. Обещаю, что не буду бить тебя снова. – Кстати я это и имела в виду. Может быть, было глупо верить тому, что он сказал, что не остановит меня, если я захочу его убить (будто бы!), но я действительно поверила ему, когда он сказал, что не причинит мне вреда.

Он двинулся в мою сторону, к выходу за мной. Я жевала губу несколько секунд, прежде чем выпалить:

– Ты возьмешь меня покататься на своем мотоцикле?

Он приостановился, когда был справа от меня. Его глаза вернулись к их нормальному цвету темного дуба, золотые крапинки стали ясно видны, и смутил меня взглядом; когда поднял его, посмотрев за меня.

– Если твоя мать скажет, что это приемлемо, то да.

Я обернулась взглянуть, на что он смотрел. Мама стояла на входе в палатку, одетая в свою серебристо-белую молитвенную мантию, слоями легкого газа трепетавшую позади нее на ветру. В ее спадающие на спину волосы был вплетен венок из белых цветов, с лентами, спускающимися по спине. В одной руке на куске алого бархата она держала свою серебряную плачущую чашку; в другой был пучок молитвенных свечей. Дэвид сидел рядом с ней, его рот был открыт в тихом шипении на Бена.

Я вздохнула и шлепнулась на ближайшее кресло. Почему я должна пытаться поступать нормально, когда все вокруг меня были настолько странными?

Мама поджаривала меня насчет Бена оставшуюся часть ночи и большую часть следующего утра. Кто он, что хотел, почему я упоминала, что ударила его, бла-бла-бла. Я отвечала на ее вопросы, потому что это было первой нормальной, типичной для мам вещью, что она сделала с тех пор, как я была в шестом классе, и заверила ее, что она не должна заколдовывать Бена (не то чтобы я была уверена, что это сработает – может быть, Темные были магиеустойчивыми? Надо будет спросить у Имоджен).

Потом она сделала то, что реально заставило меня встревожиться.

Было приблизительно одиннадцать утра. Мы только что встали (Готская ярмарка летом закрывается в два ночи) и мама стояла у крошечной плиты, на которой что-то готовила. Когда приходилось. Она, может быть, была великой ведьмой, но довольно посредственной кухаркой. Обычно я делала это, но этим утром я была слишком занята, будучи поджариваема из-за Бена.

– Мне не нравится мысль, что ты встречаешься с мальчиком намного старше тебя, – сказала она, как только начала прибираться.

– Я не встречаюсь с ним; мы просто разговаривали. – Ну, ладно, он ожидал, что в какой-то момент я спасу его душу, но, эй, это не значит, что у нас было свидание или что-то вроде, верно? – Есть еще горячая вода?

Мама встряхнула электрический чайник и передала его мне. Я сделал еще чашку чая (Эрл Грей – я может быть и фрик, но цивилизованный) и выжала в него четверть лимона.

– Сколько ему лет?

Я посмотрела на нее поверх своей кружки. Она стояла перед нишей для плиты, тыкая в какие-то фрукты, висевшие в сетчатой корзинке. В трейлере, который мы делили, была одна спальня (ее) и вторая кровать (где спала я) была преобразована из крошечного столика и кушетки, на которой я сейчас сидела. У мамы был очень хороший нюх, на ложь. Я полагала, что она достаточно подозрительна и без моих рассказов о нежити в ее коллекции. – Гм… он моложе Имоджен.

– Да? Тогда ему должно быть около восемнадцати или девятнадцати. – Ага, плюс-минус пара сотен лет.

– Но все еще слишком взрослый для тебя. Я немного поболтаю с ним. Чтобы ты сказала о французских гренках этим утром?

Теперь запустилось мое чутье. Она предлагает приготовить мне завтрак?

– Звучит здорово. Ты не должна говорить с Беном, мам. Я не встречаюсь с ним или что-то вроде того.

– М-м-м. У нас есть пара яиц?

– В холодильнике. – Я наблюдала за ней несколько минут, пока она напевала про себя песенку, взбивая яйца, нюхала маленький пакет молока и решала, не слишком ли оно давнишнее, добавляла шепотку корицы, потом начала нарезать толстые ломти хлеба от буханки, которую вынула пол часа назад.

– О'кей. Что ты хочешь?

Она, повернувшись, взглянула на меня, ее брови хорошенько поработали над удивлением.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты готовишь завтрак. Ты никогда не готовишь для меня завтрак.

– Я наверняка это делала! Я готовила для тебя завтрак как раз прошлым… прошлым…

– Угу. Не можешь вспомнить, не так ли? Это было так давно.

Она отрицательно помахала мне лопаточкой.

– Я помню, словно это было вчера. Это было, когда ты сломала руку, поехав на велосипеде в школу. Я приготовила тебе яйца Бенедикт[1]. Ты любила их.

Я улыбнулась в свой чай.

– Мам, я была тогда в пятом классе.

Она повернулась к плите с самоуверенным сопением.

– Я только указала, что был случай, когда я готовила тебе завтрак.

– Обычно только если ты что-то хочешь от меня, так и угощенье. Что ты хочешь, чтобы я сделала? Если это включает переодевание в наяду, чтобы резвиться вокруг ручья как ты заставила меня сделать прошлым летом, ответ – нет. Одной дозы ядовитого плюща достаточно мне на всю оставшуюся жизнь.

Она плюхнула французский гренок на сковородку, ничего не сказав, пока не положила его на тарелку и не вручила мне. К моему удивлению она села за стол напротив, вместо того чтобы приготовить порцию для себя.

– Франни, я беспокоюсь о ярмарке. Это воровство – если оно продолжится, ярмарка обанкротится, и мы должны будем отправиться домой.

Домой! О, люди, как же я хотела отправиться домой! Домой, в наш маленький дом, с крошечным цветочным садиком, домой, к своей комнате с двумя протечками, когда усиливался дождь, домой, ко всему знакомому и нормальному, где у меня было свое место и никто там не беспокоил меня. Дом – звучит для меня просто прекрасно.

К сожалению, мама не чувствовала того же самого. Она подписала годовой контракт на круиз с ярмаркой, распространяя свои зелья и магию, покамест, вошла в контакт с Европейской Виссканской общиной. Она предвкушала этот год с нетерпением, которого я никогда у нее не видела. В течение трех долгих месяцев она ныла о том, как волнующе будет увидеть Европу, и что обучение я могу пройти с ней. Она даже убедила школьный департамент, что ее образования доктора философии будет вполне достаточно для обучения меня в течение школьного года, пока меня будут таскать по всей Восточной и Западной Европе.

Не поймите меня превратно; это не из-за того, что я люблю школу и ли что-то вроде, но, по крайней мере, мне это подходило. Сравнительно. Пока я никого не касалась. Большинство детей думали, что я была просто застенчивой, и меня это устраивало. По меньшей мере, никто не думал, что я была чудной.

– Я думала, Абсент сказала, что последняя группа сбежала с деньгами? Если они сбежали, как они могли еще украсть деньги?

Она побултыхала свою чайную чашку, ее ложка звякнула о края, когда она размешивала чай в дофиглионный раз.

От этого звука у меня свело зубы. Я намазала маслом свой французский гренок и размазала по нему малиновый джем.

– Питер сказал этим утром – это строго конфиденциально, Фран, ты не можешь никому шепнуть и слово об этом, даже Имоджен – что сейф был снова ограблен после того, как Абсент положила туда вечернюю выручку. Он сказал, что оказался перед необходимостью звонить в полицию, но я не вижу, что из этого выйдет какой-нибудь толк. Кто бы не украл деньги, это сделано очень умно. Он или она не настолько глупы, чтобы оставить свои отпечатки пальцев на сейфе. Особенно, если не…

Она остановилась и опустила взгляд на свой чай, когда отряхнув ложку, положила ее на стол.

– Если что? – спросила я сквозь набитый французским гренком рот.

Ее светло серые глаза поднялись, встретившись с моими.

– Если кто-то использовал свою специальную силу чтобы украсть деньги.

Я сглотнула.

– Но кто?

– Не знаю. Абсент не знает. Питер не знает. Никто не знает.

Я слегка пожала плечами, не собираясь признавать, что была бы несказанно счастлива, если бы ярмарке пришел конец и мы отправились домой.

– Полиция, возможно, нашла хоть что-то.

– Это не в ведении полиции, Фран. Есть только одна персона, которая вероятно сможет установить, кто вор.

Я не поверила своим ушам. Я вообще слабо верила всему, что могло раз и навсегда доказать полнейшее отсутствие даже самых маленьких экстрасенсорных клеточек в моем теле. По крайней мере, не провидческих. Я запихала другой кусок французского гренка в рот.

– И кто это?

– Ты.

Я подавилась, слезы брызнули из глаз, когда я захрипела, пытаясь набрать воздуха в легкие в обход большого куска французского гренка, застрявшего в горле.

– Ты единственная, кто сможет найти вора, Фран.

– Я ничего не смогу сделать, если задохнусь до смерти, – я задыхалась.

Она нахмурилась.

– Я серьезно.

– Как и я.

Она вручила мне мою кружку с чаем.

– Франни, ты должна сделать это. Я знаю, что тебе не нравится касаться кого-то… – я вытерла слезящиеся глаза тыльной стороной руки.

– Нет.

– … но это – чрезвычайная ситуация.

Я покачала головой, сделала глоток чая, снова закашлялась, и шмыгнула носом, их которого после удушья всегда текло.

– Нет!

– Я не просила бы тебя, если бы это было не так важно.

– Это не наша проблема! Абсент и Питер могут выяснить это сами, или сможет полиция.

– Они не смогут, детка. Если бы они могли, уже сделали бы. Ты должна помочь им.

– Я ничего не должна делать, – пробормотала я своему полусъеденному французскому гренку.

– Пожалуйста, Фран. Все наше будущее на кону…

– Это не наше будущее! – Заорала я, хлопая рукой по столу, так что затряслись кружки. Я вдруг настолько взбесилась, что не могла все объективно воспринимать. – Дом – наше будущее, а не это шоу фриков! Я не позволю превратить меня в монстра как они! Я просто хочу быть нормальной как все остальные. Ты понимаешь – нормальной, а? Не такой как ты!

Ее глаза расширились, и я поняла, что она собирается перейти к лекции «ты не фрик, тебя благословили, одарили умением, о котором другие только мечтают», я слышала ее примерно раз в месяц, и, по меньшей мере, раз в каждые пару дней после того, как мы прибыли на ярмарку, но я не могла выдержать этого снова.

Не теперь. Не тогда, когда я была так смущена на счет Бена и всего прочего.

– Куда ты идешь? – завопила она, когда я выпрыгнула из-за стола и схватила сумку.

– Прочь.

– Франческа Мэри…

Я хлопнула дверью на ее слова, спрыгнула с металлических ступеней, прижимая сумку плотнее к груди, и побежала сквозь лабиринт трейлеров расположенных в дальнем конце большого луга, где проводилась ярмарка. Несколько человек с ярмарки пожелали мне «доброго утра», но я проигнорировала всех их и перешла на ровный бег вприпрыжку, которого, я знала, мне хватит на пару миль. Я пробежала через деревья окружавшие луг, вниз по небольшому травянистому склону, потом на дорогу, ведущую в город Капувар.

Машины проезжали по дороге из города и в него, поднимая пыль, которая окутывала меня, попадала в рот и оседала в волосах. Я замедлила бег вприпрыжку до рыси, потом перешла на шаг, тащась мимо полей с коровами, лошадьми, козами и всякими другими овцами. Я переделала на новый лад аргумент своей матери, изменив его так, что у меня оказались все хорошие слова роли, а аргументы оказались бы настолько убедительными, что она должна была склониться перед моими незаурядными рассуждениями и признать, что нам надлежит вернуться домой, а не в сердце Венгрии. Я бормотала про себя, когда прошла большой белый грузовик с деревянными, щелястыми боками, вроде того, что используют для перевозки домашнего скота. Пожилой мужчина, вел грязного серого конягу и спорил с высоким, тощим парнем в дорогих туфлях. Высокий парень продолжал оглядывать его, словно от того чем-то воняло. Девочка на несколько лет моложе меня, стояла рядом с изгородью, очевидно пытаясь не заплакать.

Я остановилась, потому что любила лошадей, а у серой клячи были красивые линии, мощная изогнутая шея, округлые ляжки, крепкая грудь, и большие-пребольшие душевные карие глаза.

– Что происходит? – спросила я девочку, забыв на мгновение, что я не вернулась домой, где каждый говорит на английском. Она повернулась и фыркнула.

– Это Тесла, моего дедки – дедушкин – конь. Милош забирает его. Ты американка?

– Ага. А кто такой Милош?

Она указала на пожилого мужчину, который теперь протягивал руку. Высокий, тощий парень спорил с ним, скупясь на венгерские форинты (их доллары).

– Я учила английский в школе. Мы очень хорошие, да? Милош, он… – Она затем сказала что-то на венгерском.

– Что? – спросила я.

Она снова фыркнула.

– Он забирает старых лошадей, ясно? Их превращают в собачий корм.

Я в ужасе уставилась на старика.

– Боже мой, это ужасно. Это законно или как? А почему тот другой парень позволяет ему сделать это?

– Это мой дядя Тарвик. Он сказал, что больше не может позволить кормить Теслу, теперь этот дедка – мертвец, и это заставляет меня так грустить. Тесла – стар, но он особенный. Мой дедка любил его больше, чем всех остальных лошадей.

– Эй! – заорала я, ковыряясь в своей сумке одной рукой, когда спешила через ворота в сторону двоих мужчин и коня. Старый конь заржал мне, кивая вверх-вниз головой, как если бы понял, что я собиралась сделать. Я надеялась, что понял, конечно, если все выйдет.

– Эй, мистер, я дам вам… ээ… у меня есть двести сорок долларов США наличными. Я отдам вам их за коня.

Девочка стояла позади меня, бормоча что-то на венгерском. Я полагала, что она переводила меня, потому что высокий мужчина повернулся и посмотрел на меня злыми глазами. Я извлекла бумажник и помахала годовым пособием, что дал мне папа в качестве подарка к отъезду (или взятки, это еще как на нее посмотреть). Я протянула деньги.

– Скажи своему дяде, что я отдам ему деньги, если он продаст мне коня. Таким образом, он не должен будет платить живодеру.

– Живодеру?

– Милошу.

Она повернулась и что-то сказала своему дяде. Он воззрился на мои наличные с алчным блеском в глазах, но старик начал вопить, отталкивая меня назад. Я протягивала деньги дяде Таврику самыми кончиками пальцев.

– Скажи своему дяде, что я с ярмарки как раз внизу дороги, и что конь будет в порядке, за ним будут хорошо ухаживать.

Девочка заколебалась.

– Его это не волнует, он не любит лошадей.

Она издала сердитый звук.

– Слушай, ты можешь сказать ему все что хочешь; только бы он взял деньги и отдал мне коня.

Милош-живодер вернулся к попыткам вытолкать меня с луга, дико размахивая руками. Тесла отвел уши назад и фыркнул в качестве предупреждения

– Ты будешь обращаться с ним хорошо? Ты будешь заботиться о нем?

– Я бы собиралась отдать целиком свое годовое пособие, если бы собиралась с ним плохо обращаться? – Спросила я. – Да, я буду обходиться с ним по-настоящему хорошо. Я всегда хотела лошадь, и с тех пор как у Питера появился фургон для коня, которого он использует в магическом представлении, с транспортировкой Теслы не будет проблем. Пожалуйста.

Девочка кивнула и повернулась обратно к своему дяде, умоляя его. Очевидно, зрелище моих денег было слишком соблазнительным, потому что дядя Тарвик выхватил назад свои наличные у Милоша, и вручил мне повод лошади, одновременно выхватив деньги из моей руки. Один его палец чуть коснулся меня, но я отдернула руку прежде, чем смогла что-то о нем увидеть.

– Koszonom, – сказала я («спасибо» по-венгерски). – Koszonom.

Я слегка потянула повод, и старый конь двинулся вперед. Я пыталась вспомнить, с какой стороны шел Сорен, когда вел отцовского коня, Бруно, но этот очевидно знал приемы. Он шел справа от меня, по направлению к дороге, словно знал куда идти. Милош много вопил и кричал, но я только улыбалась, когда вела Теслу к дороге, поворачивая на ту, с которой только что пришла.

– Как тебя зовут? – спросила девочка. Тесла остановился и оглянулся на нее.

– Фран. А тебя?

– Панна. – Она подошла к Тесле, обхватывая ладонями его мохнатый нос. Он фыркнул в ее руки. Ее глаза снова наполнились слезами, словно она собиралась заплакать.

– Он же будет очень хорошим конем, да?

– Да, он будет очень хорошим конем. Если ты хочешь, можешь придти навестить его, пока мы в городе. Мы собираемся пробыть тут еще три дня; потом отправимся в Будапешт.

Она наградила меня слабой улыбкой.

– Мне бы этого хотелось. Спасибо, Фран. Ты мой друг.

– Само собой. Ладно, пойдем Тесла, нам лучше вернуться с тобой так, чтобы я могла начать обрабатывать маму.

– Обрабатывать маму? – спросила Панна.

– Мелочь. Увидимся позже?

– Как только смогу.

– О'кей. Увидимся.

Я потянула за повод, и Тесла достаточно любезно начал идти. Я разок оглянулась. Панна забиралась со своим дядей в машину. Милош двигал рычагами на своем грузовике, правя в другую сторону. Я посмотрела на Теслу. Длинные белые ресницы скрывали его глаза, когда он шел рядом со мной, периодически останавливаясь чтобы пощипать особенно соблазнительно выглядящий пучок травы.

У меня есть конь. Старый конь. Посреди Европы, где у меня не было дома, кроме трейлера, я купила коня. Я пыталась придумать причину, чтобы мама не впала в самый ужасный из ее приступов гнева, когда она увидит Теслу, но понимала, что это безнадежное дело. У меня был только один аргумент, который я могла использовать в переговорах. Я вздохнула. Тесла подремывал, когда мы брели вперед по утренней жаре, боднул головой и закатил глаза, чтобы взглянуть на меня.

– Ты обойдешься мне дороже денег, конь. Намного, намного дороже.

Мы прошли оставшуюся часть пути к ярмарке в тишине, Тесла обдумывал лошадиные мысли и не обращал внимания на машины, когда они сигналили нам, меня страшила сделка, в которую я собиралась затесаться. Я должна буду сделать то, что хотела от меня мама. Я должна буду узнать, кто же вор.

[1] блюдо на завтрак, представляющее собой бутерброд с яйцами-пашот и голландским соусом.

Всего комментариев: 1

Порядок вывода комментариев:

AnnaSaf | 13.03.2014 | 01:30

(0)

спасибо за перевод

Спам

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация | Вход

Вверх

© 2011-2019 | Разработчик сайта - студия дизайна | Хостинг от uCoz
Все материалы на этом сайте предоставлены исключительно в ознакомительных целях.Права на размещение книги принадлежат их законным правообладателям. Если вы являетесь автором или правообладателем и не желаете, чтобы ваша книга находилась на этом сайте - сообщите мне и она будет удалена.

Категории

Список авторов

Статистика