Онлайн: 4
Гостей: 3
Читатели: 1
ТриадочкаКниг на сайте: 3686
Комментарии: 28553
Cообщения в ГК: 240
КатегорииАнгелы и демоны Бессмертные, боги Вампиры Магия Мифические существа Наши переводы Оборотни Постапокалипсис Призраки Самиздат Сверхспособности Слэш ЭротикаСписок авторовСтатистика |
Глава 2
Глава 2 – Нарнг. Тьма закружилась в моей голове, но это не была привычная темнота за веками, или даже дважды испытанный мрак анестезии, но по-настоящему черная тьма, что была наполнена мукой… и беспокойством. Ты ушиблась? Что-нибудь болит? – Гарк, – сказала я. По крайней мере, подумала, что это была я, ощутив, как мои губы шевельнулись и только, но я не припомню, чтобы когда-нибудь до этого в своей жизни говорила слово «гарк», так, в самом деле, с чего бы я сказала его сейчас, в этой горестной черноте, что говорила прямо в моей голове? Гарк. Мне не знакомо это слово. Это что-то новенькое? – Ммрфм. – Ага, это было сказано мной, я признала «ммрфм». Я говорила это каждое утро, когда срабатывал будильник в радиоприемнике. Я сплю крепко. И ненавижу, когда меня будят. Не похоже, что ты пострадала. Ты не ударилась головой? Мотоцикл! Меня переехали. Наверно я мертва. Или умираю. Или в бреду. Ты выскочила прямо передо мной. У меня не было времени объехать тебя. Тебе реально надо научиться смотреть, прежде чем выходить из-за грузовика. А ты не должен был ехать так чертовски быстро, мысленно ответила я голосу, который словно мягчайший бархат потерся о мой мозг, ни в малейшей степени не удивленная или шокированная и даже не посчитавшая странным, что кто-то мог говорить со мной без слов. Я пробыла с Готской ярмаркой в течение целого месяца. И видела более странные вещи. Голос улыбнулся. Понимаю, что это звучит глупо, потому что как может голос улыбаться, но этот мог. Я ощутила улыбку в своей голове так же ясно, как и ладони, пробежавшие вниз по моим рукам, явно проверяя, не поранилась ли я. Ик! Кто-то трогал меня! Моих рук снова коснулись… Мой мозг, вроде странного слайд-шоу, затопили образы несвязанных моментов жизни. Там был парень в одном из тех длинных, богато расшитых камзолов какие носили мужчины во времена Французской Революции. Этот чувак размахивал руками и от чего-то выглядел реально самодовольным, но как только я собралась его получше рассмотреть, он истаял в грязь и дождь, и кровь, растекающуюся от мертвого парня в одежде времен Первой Мировой войны. Он растянулся в окопе, его глаза были невидяще открыты, а капли дождя сбегали по его щекам в волосы. Стояла ночь, и воздух был пропитан запахом серы и мочи и чего-то другого, что я не могла идентифицировать. Это тоже растворилось (слава Богине), на сей раз в леди в огромном, и я имею в виду громадном, с ярд высотой, напудренном белом парике и офигительно широком в бедрах платье с почти вываливающимися из него сиськами. Она поднимала подол своей юбки, демонстративно, крайне медленно обнажая ногу, как если бы делала это специально (а то нет), что-то говоря на французском об удовольствии. Я отдернула руку от мужчины, касавшегося ее, одновременно открыла глаза. Вампир. Моравец. Носферату. Темный. Назовите его как угодно; этот мужчина был кровососом. Мы встретились глазами, и я захлебнулась вздохом. Он был к тому же самым симпатичным парнем, которого я видела за всю свою жизнь. Как говорится «открой-рот-и-позволь-течь-слюне» симпатичный. Одним словом очаровашка. Супер очаровашка. Самый горячий из всех очаровашек. Он был не просто приятным, а упасть-не-встать великолепным. У него были темно-каштановые волосы, стянутые сзади в конский хвост, черные глаза с ресницами такими длинными, что казалось, будто он пользовался тушью, модное количество мужественной щетины, и он был молод, или, по крайней мере, выглядел молодым, где-то на девятнадцать. Самое большее двадцать. Сережки в обоих ушах. Черная кожаная куртка. Черная футболка. На груди – серебряная цепочка с витиеватым кельтским крестом. О да, это был офигительный парень и он склонился надо мной, и таково уж мое везение, он оказался нежитью. – В некоторые дни я просто не могу выиграть, – сказала я, выталкивая себя в сидячее положение. – В некоторые дни я даже не пытаюсь, – ответил он, его голос был таким же, как тот, что касался моего разума. Он был чуть нездешним, не немецким, как у Сорена и Питера, но каким-то еще, возможно славянским? Я пробыла в Восточной Европе не слишком долго, чтобы достаточно хорошо различать акценты, а так как все на ярмарке говорили по-английски, мне реально не зачем было себя перетруждать. – Ты не ранена. – Это был вопрос или комментарий? – спросила я, поднявшись, проигнорировав протянутую им руку, отряхнула джинсы и проверила ноги на предмет всевозможных переломов, ран и тому подобных увечий. – Все вместе. – Он встал и смахнул грязь и траву с моей спины. – О, я счастливица, меня переехал юморист, – проворчала я. – Эй! Держи руки при себе, парниша! Его рука, которой он отряхивал траву с моих ног, приостановилась. Его брови поползли вверх. – Мои извинения. Я одернула футболку и наградила его взглядом, дававшим понять, что может он и вамп, но я-то выше его. А потом меня сразило наповал, когда я взглянула вверх, чтобы свирепо посмотреть на него. Вверх. Как в… верх. – Ты выше меня. – Рад видеть, что у тебя нет сотрясения мозга. Как тебя зовут? – Фран. Мм… Франческа. Родители моего папы – итальянцы. Меня назвали в честь моей бабушки. Она в Италии. – Боже, могла ли я сказать большую тупость? Бормотала, я положительно бормотала как идиотка, мужчине, перед которым в какой-то момент его жизни огромноволосая французская малышка-революционерка обнажала ноги. О, блестяще, Фран. Заставь его думать, что ты бредящая лунатичка. – Очень милое имя. Мне нравится. – Он улыбнулся, когда сказал последнюю фразу, демонстрируя белоснежные зубы. Не острые. И без клыков. Я хотела спросить, что произошло с его клыками, но Сорен и кто-то из парней из группы заметили, что мы стоим среди разбросанного кабеля у опрокинутого мотоцикла. – Фран, ты в порядке? – спросил Сорен, спрыгивая с грузовика, и хромая ко мне. Одна нога у него была короче другой, и он реально обижался на упоминания о своей хромоте, так что мы вообще не говорили о ней. Вамп мельком глянул на Сорена, потом обратно на меня. – Приятель? Я фыркнула, в тоже время, желая не делать этого. Я имею в виду, разве не стремно фыркать перед вампом? – Нет! Он же моложе меня. – Что-то не так, Фран? – сказал Сорен, хромая действительно быстро, награждая темноволосого парня таким взглядом, словно тот пытался забрать у него любимую игрушку. Честно говоря, меня вроде как задел прищуренный, подозрительный взгляд, которым наградил парня Сорен. – Все о'кей, меня просто переехали. Думаю, кабель не поврежден. – Переехали? – Двое парней из группы заспешили мимо Сорена и похватали кабель, проверяя последствия. – Шутка, Сорен. Я не поранилась. Это брат Имоджен. Темноволосый вамп подарил мне любопытный взгляд, прежде чем протянуть руку Сорену. Он не отрицал этого, так что я сделала вывод, что мое предположение было верным. Хотя, это не было сюрпризом. Я имею в виду, сколько подлинных Темных должно бродить вокруг ярмарки в тот самый вечер, когда Имоджен ожидает своего брата? – Бенедикт Черный. – Черни? – спросила я. – Это пишется Ч-Е-Р-Н-Ы-Й. Я чех. – О. Верно, Имоджен сказала, что она из Чехии. А почему ее фамилия Словик? – Женщины в моей семье берут фамилию своей матери, – без запинки сказал Бенедикт, ставя свой мотоцикл вертикально. Он говорил о Моравцах. Я задавалась вопросом, знал ли кто-то еще, кем он на самом деле был. Имоджен сказала, что только Абсент знала о ней – я обнаружила это случайно, однажды ночью, когда мы обе добрались до нескольких доз ягодного коблера[1] и моя рука коснулась ее. – Я Сорен Заубер. Моему отцу и тете принадлежит Готская ярмарка. Сорен запыхался, его обычно добрые голубые глаза стали абсолютно жесткими, когда он взирал на Бенедикта. Я никогда его таким не видела; обычно он весь был улыбчивым и дружелюбным, вроде громадного блондинистого щенка, который так и рвется следовать по пятам. – Рад знакомству, – любезно сказал Бенедикт. Он повернулся ко мне и протянул руку. Я убрала свои руки за спину. – Сожалею, но у меня эта штука насчет касания людей. Это… мм… проблема с кожей. – Проблема с кожей. Проблема с кожей! Замечательно, теперь он подумает, что у меня проказа или нечто подобное. Его левая бровь дернулась на мгновение, прежде чем осесть. Он оглянулся на Сорена. – Я могу где-нибудь припарковать…? Да, вижу. Спасибо. Его черные глаза метнулись ко мне. Я втянула щеки и попыталась выглядеть не как изъеденная проказой бормочущая идиотка, бросающаяся под мотоциклы. – Я еще увижусь с вами обоими. – Вау, – сказала я, когда он покатил свой мотоцикл туда, где рядом с автобусом Питера и Сорена был припаркован фургон для лошадей. – Он, вроде супер круть, или чего? – Супер круть? – Сорен посмотрел вслед Бенедикту. У парня была реально приятная походка. Я имею в виду, пр-и-и-и-я-ят-на-а-ая. По ходу дела, его плотно облегающие черные джинсы не оскорбят ни чей взор. – Полагаю, что так. Я обняла себя за ребра, рассеянно удивляясь, что они не повреждены, несмотря на то, что я плюхнулась наземь. У меня ничего не пострадало. Если по-честному, я чувствовала своего рода… перезвон. – Ты должна держаться от него подальше, – сказал Сорен. Я выудила из кармана и натянула латексные перчатки, а сверху черные кружевные, извлеченные из задних карманов. Я купила их у одного из торговцев, потому что они смотрелись как готские. Никто не посмотрит дважды на того, кто носит черные кружевные перчатки, но опыт научил меня, что если вы ходите вокруг с надетыми латексными медицинскими перчатками, люди начинают бросать на вас странные взгляды. Сорен молча наблюдал, как я надевала перчатки. Я сказала ему, что у меня сверхчувствительная кожа (не жутко далеко от правды) в первый день нашей встречи, и он с тех пор никогда не сказал ничего о моих перчатках. Думаю, что с его хромотой он полагал не кошерным комментировать мои перчатки. – Почему? Он показался мне нормальным. – Он мне не нравится. Ты должна держаться от него подальше. Он может оказаться… опасным. Я ухмыльнулась и по-дружески, как приятеля, хлопнула его по плечу. – Ага, конечно. Я про все знаю: ты ревнуешь! Он пораженно вылупился на меня. – Что? – К его мотоциклу. Ты ревнуешь, потому что он приехал на большущем ревущем Харлее или чем-то в этом роде, а твой папаша не позволит тебе сесть даже на паршивый мотороллер, пока тебе не исполнится шестнадцать. Он просто пялился на меня с секунду, потом вернулся к грузовику. – Ты собираешься помогать мне разгружать или нет? – Конечно. – Я улыбнулась про себя. Парни ненавидят, когда вы цепляете их на крючок так быстро. Весь следующий час я помогала группе устраиваться за большим черным занавесом, скрывавшим заднюю часть сцены от передней, где проводились магические представления. Готская ярмарка имела два основных варианта клиентов – обычных людей, которые радовались одному виду передвижной ярмарки, приехавшей в город (а мы посещали некоторые реально маленькие городки) – людей, желавших, чтобы им прочитали по ладони судьбу и предсказали благосостояние, и прикупить какие-нибудь кристаллы, изображение ауры и всякие броские безделушки – и вездесущих рокеров, в какой бы стране мы ни оказались, чтобы послушать группы. Последняя группа, что у нас была, оказалась из Голландии, и они были действительно популярны, привлекая множество народа на шоу, но так как Crying Ores была местной группой, я полагала, толпа не будет такой большой как прежде. Я немного побродила вокруг, наблюдая за посетителями (они были намного более интересными людьми, чем те, на кого они пришли посмотреть), более чем немного скучая. Я думала, что пока иду, посмотрю, не появится ли у Талулы какая-нибудь интересная эманация (в последнее время все на выходе принимало форму Мэтта Дэймона, а она получала легкую давку), когда поняла, что было без четверти одиннадцать. Я зависала вокруг, в стороне от палатки своей матери, пока ее клиент не ушел, сжимая бутылочку счастья. (Самое популярное зелье мамы – оно, кстати, реально работало. Я выпила его большой кувшин, когда только училась ползать. Она рассказывала, что я смеялась прямо-таки целую неделю.) – Франни, ты не могла бы приглядеть за вещами пару минут? У меня есть несколько заранее сделанных флаконов счастья и удачи, но закончилось благословение. Я просто сбегаю в ванную и вернусь за два взмаха кошачьего хвоста. Готова поклясться, Дэвид закатил глаза. – Конечно, без проблем. Эй, мам, ты знаешь что-нибудь о брате Имоджен? – Брате Имоджен? Я не знала, что у нее есть брат. И куда только я положила эти ключи…? Она склонилась, ковыряясь в своей огромной сумке, в поисках ключей от трейлера. В первую неделю путешествия с ярмаркой, когда я пребывала в ужасном шоке от необходимости переехать из хорошего дома на окраине Портленда в маленький трейлер в середине Германии, она сказала, что я могу выбрать, как разрисовать его. У каждого на ярмарке был свой трейлер с нарисованными на них собственными символами. У Имоджен был золотисто-белый, с алыми руками и рунами. У Абсент розово-зеленый (ужасная комбинация), в то время как «автобус-превращенный-в-дом-на-колесах» Сорена и Питера был нежного небесно-голубого, с замком и рыцарями верхом на лошадях, тянущимися по всей длине. Сорен рассказывал мне, что в немецком городе, где он родился, были развалины большого замка, в котором он обычно любил играть. Мама хотела на нашем изображение Богини. Я же выбрала полночно-синий фон с золотыми звездами и полумесяцем на нем. Она вложила в это все виды метафизических значений, говоря, что я хотела изобразить таинство непознанного, бла-бла-бла. Я просто думала, так будет симпатичней. – Пропади все пропадом, я знаю, что у меня были ключи, когда я покинула трейлер, помню, закрыла его после твоего ухода. Милая? – Я отдала тебе свои ключи пару дней назад. Мам. Не говори мне, что эти ты тоже потеряла? – Лягушки-быки! – Мама относилась к этим ведьминским штукам всерьез. Она не ругалась, потому что слова многих ругательств имеют происхождение в проклятиях, а она не станет баловаться чем-то темным вроде проклятья. Она практикует только добрую магию. Но иногда это становится несколько утомительным. Имею в виду, я могла бы, в самом деле, использовать парочку качественных проклятий в свои-то подростковые года. Она протянула руку. – Поможешь? – Мам! – Пожалуйста. – Я не Клэппер[2]! Ты должна сама искать свои ключи. – Знаю, детка, но я должна воспользоваться ванной, и хочу сменить свое молитвенное одеяние. Только раз, пожалуйста? Я повернулась спиной ко входу в палатку, так чтобы никто не видел меня, когда я содрала кружевные перчатки, затем латексные под ними. – Ты знаешь, я ненавижу это делать. Это заставляет меня ощущать себя большим толстым фриком. – Ты не большая и не толстая и не фрик, тебя благословила Богиня. Я сделала глубокий вдох и попыталась очистить разум, как она говорила, я, как предполагается, делала это затем, чтобы открыть себя всяким вероятностям. – Кто-нибудь смотрит? – Ни души. Я взяла ее руку в свою и попыталась игнорировать натиск мыслей, заполнивших мой разум. Мама, спорящая с Абсент о группе похитившей деньги ярмарки. Ее переживания о том, как я здесь несчастна, борьба с желанием быть с ярмаркой, все смешанное со страхом, что ярмарка закроется, если воровство не прекратится. Ее огорчение, что отец так быстро вступил в повторный брак после развода. Внезапная мысль, что она не сменила лоток Дэвида, голодное ворчание, чувство одиночества, которое так близко напоминало мое собственное, что я чуть не выронила ее руку… я скрипнула зубами и попыталась сфокусировать ум, пробираясь сквозь ее мысли, пока не нашла то, что хотела знать. – Ты уронила их прямо у трейлера. Они на высоком пучке травы под оберткой от конфеты, – сказала я, отпуская ее руку со вздохом облегчения. Мама была единственным человеком, кого я могла касаться, кто не позволял мне чувствовать себя жуткой… до Бенедикта. Я заморгала от этой мысли, и поняла, что это было правдой. Прикосновение к нему не взволновало меня, как это происходило, когда я касалась кого-то еще – он был теплым и мягким, манящим, чуть загадочным, но странно уютным, учитывая, что я только что встретилась с ним. И, конечно, тот факт, что он был вампиром. – Ты просто ангел, – сказала мама, целуя меня в лоб и устремляясь к трейлеру, притормозив чтобы сказать группе людей приближающихся к палатке, что вернется через десять минут. – Если я ангел, то где мои крылья? – прошептала я. Я всегда так говорила, когда она называла меня ангелом, с самого детства, а она кружила меня и говорила, что я ангел, посланный принести на землю рай. Я опустила взгляд на свои руки. Они не были маленькими и тонкими как у нее, или длинными и изящными, как у Имоджен. Они были большими, и мои пальцы были с тупыми кончиками. Рука музыканта, как кто-то однажды сказал мне, но я вынуждена была прекратить уроки фортепьяно, когда мне исполнилось двенадцать, потому что не могла выдержать прикосновение к роялю миссис Стоун. Слишком много детей им пользовались во время еженедельных уроков – я позже шла домой, трясясь и на грани слез. Это происходило, пока мама, наконец, не выяснила, что же со мной случилось. – Как давно ты стала ясновидящей? Я медленно развернулась, задаваясь вопросом, прочитал ли Бенедикт мои мысли. – С тех пор как мне исполнилось двенадцать. Он стоял с другой стороны стола, большой темный силуэт, закрывающий мне обзор неба из индиго становящегося черным. – Половая зрелость? Я кивнула и попыталась отвести взгляд, но не смогла. Было что-то в его глазах, внутреннее напряжение, когда он наблюдал, как я вертела в руках свои перчатки. Мне не хотелось говорить ему о странных вещах, которые я могла делать. Мне не хотелось, чтобы он думал, что я принадлежу к шоу фриков. Ты не фрик. – Прекрати, – сказала я, отступая на пару шагов, будто расстояние оградит от него мой разум. Ты боишься меня? Его глаза были цвета темного дуба, маленькие золотые крапинки на теплом, медово-коричневом фоне, крапинки, которые я могла увидеть даже притом, что на его лицо падала тень. – Почему я должна бояться тебя? Если кто-то и должен бояться, это ты. Я знаю твой секрет. И я знаю твой, сказал он в моей голове, начиная приближаться ко мне. Я отступила еще на пару шагов, расправляя плечи, пытаясь выглядеть больше, жестче и отпаднее. – Твой хуже моего, так что если ты не хочешь закончить в критический момент на остром колу, лучше просто отступи и оставь меня в покое. Я не хочу оставлять тебя в покое. – Ты представляешь, с кем ты связался… – начала говорить я, потом заорала, когда он сделал выпад в мою сторону, схватив мои руки, притягивая к себе. Мы стояли так вместе с секунду, я сжавшаяся и готовая к тому, что он укусит меня, он смотрящий вниз на меня глазами, изменившими цвет на блестящий эбеновый. – Я вообще не хочу связываться с тобой, Фран. – Медленно, очень медленно его рука скользнула вниз по моей. Я наблюдала за тем, как она направлялась к моей незащищенной руке, моей голой руке, руке, не позволявшей мне быть такой же счастливой, как другие дети. – Не надо, – сказала я, это вышло похоже на всхлип. – Верь мне, – нежно сказал он. Его пальцы потянулись за моей голой рукой, потом изогнулись под ней, подталкивая руку вверх, так чтобы наши ладони легли вместе. Я ахнула и задержала дыхание, ожидая натиска образов, ожидая всех вещей, которые потекут из его разума в мой. Там ничего не было. Я касалась его, рука к руке, и я ничего не чувствовала, ничего не видела. Я перевела взгляд с рук на его лицо. – Как ты это сделал? Как ты отключил себя или вроде того? Его пальцы сплелись с моими, и вдруг я осознала, что он был парнем, а я девушкой, и мы стояли вместе, держась за руки. – Ты знаешь кто я. – Я знаю что ты, если это то, что ты имеешь в виду. Он кивнул. – Что ты знаешь о нас? – Я знаю, что ты вампир… – Его пальцы сжались на моих. Дурища. Использовала слово на В. – … но что вы предпочитаете называться Темными. Я знаю, что вы пьете человеческую кровь, чтобы выжить, и что тебе вероятно пара сотен лет – Имоджен твоя старшая сестра, или младшая? – Старшая. Не знаю, почему это заставляло меня почувствовать себя лучше, учитывая, что ему, вероятно, по меньшей мере, три сотни лет, но это было так. – И я знаю, что ты на самом деле большую часть времени грустный, но почему-то можешь блокировать образы из своего мозга, но в тоже время можешь разговаривать в моей голове. – Ты знаешь что-нибудь о том, как становятся Темными? Как получить искупление? – Гм… ты стал… что-то на счет Лорда демонов, проклявшего тебя? Я подумала, что его глаза были темными раньше, теперь они превратились в абсолютный обсидиан. – Мой отец был проклят Лордом демонов. – Ох, верно, Имоджен что-то говорила о грехах отцов, перекладываемых на сыновей, но не на дочерей. Я не знаю ничего об искуплении. Я взглянула на наши руки все еще сомкнутые вместе. Было странно касаться его, чувствовать его теплые пальцы, переплетенные с моими, и не видеть в голове его мысли, воспоминания и все остальное, что я ощущала, касаясь людей. – Для каждого Темного существует женщина, называемая Возлюбленной, которая может искупить его душу, женщина, которая может уравновесить его тьму своим светом, и сделать его снова целым. – Ох, – сказала я. Это было не самой умной вещью, что я могла сказать. Парень держал меня за руку – было сложно думать о чем-то, кроме как о том, какой теплой была его рука. – Ты – моя Возлюбленная. Я выхватила свою руку из его, отпрыгивая назад прямо на металлические шесты, удерживающие палатку. Я ударилась об них выступающей костью на запястье и взвизгнула от боли. – Ты ненормальный! – сказала я, потирая свое пораненное запястье. – Ты псих! Ты совсем свихнулся! Ты что-то вроде озабоченного маньяка! Он сделал шаг вперед. – В этом вопросе у меня нет выбора. Темные имеют только одну Возлюбленную – многие никогда не находят их. Я почти оставил надежду, что когда-либо найду свою. Позволь мне взглянуть на твое запястье. – Зачем, чтобы ты мог укусить его? Нет! Я не хочу, чтобы ты касался меня. Ты один из тех странных вампиров-извращенцев. Оставь меня в покое. — Клянусь, я не причиню тебе боли, и я не вампир-извращенец. Позволь мне взглянуть на твое запястье. Он стоял передо мной, достаточно близко, чтобы схватить руку, но не касался меня, просто ждал, когда я предложу запястье как послушная маленькая овечка. Так вот я не овечка. Я сжала правую руку в кулак, одновременно изо всех сил наступая ему на ногу, и заехала коленом по «веселым мешочкам», а когда он сложился, хватаясь за свой пах, врезала ему в кадык, как показывала мне мама на случай мерзкого поведения парней. Вот только не думаю, что она ожидала, что парень окажется вампиром. [1] напиток с вином, сахаром, лимоном и льдом. [2] глава Национальной разведки в США. Всего комментариев: 2
RuaVia | 11.03.2014 | 10:14
1
(+1)
Шикарная последняя сцена) Огромнейшее спасибо за перевод!
Спам
|